Долопихтис был в восторге.
— Ну как, обещаешь не бросать меня больше, а?
— Обещаю! — торжественно ответил Долопихтис и улыбнулся хорошо и огнезубо, наслаждаясь простоватой и невинной хитростью своего друга.
И снова он с удивлением отметил, что в обществе друга он забывает о страхе и одиночестве.
Долопихтис понял, что теперь так будет всегда. И он был счастлив.
«Ябеде» посвящается
Дон! Дон! Дон! — доносилось из яйца.
Четыре пары глаз с любопытством смотрели на зеленоватое яйцо, из которого раздавался звук. Четыре пары глаз принадлежали маленьким гагачатам, дымчато-бурым пуховичкам с белыми надбровьями и чёрными бусинками глаз. На тупом конце яйца видна была звездообразная трещинка, в которой показался и замер крохотный клювик.
— Он опять не вылупился, — зашептал самый нетерпеливый и беспокойный гагачонок по имени Тяп.
— Тс-с! — прервал его другой. — Не мешай слушать!
— И не толкайся, пожалуйста, — вежливо вставил третий, — а то я скажу маме.
— А я не толкаюсь! — возразил Тяп.
— А вот и толкаешься!
— Нет, не толкаюсь!
— А я всё равно пожалуюсь, — спокойно сказал гагачонок, которого звали Ябедой.
— Ну и говори, говори! — зашипел Тяп.
— Тише, вы! — прикрикнул Большой Ляп, самый старший и самый сильный из гагачат, которому шёл уже второй день и который поэтому считал себя самым главным. — Расшумелись!.. Тяп, ты опять тронул яйцо.
— Я не трогал! — возразил Тяп.
— А вот и трогал! Я видел! — немедленно подтвердил Ябеда.
— Ты видел?! — вскипел Тяп.
— Да, я видел. И об этом тоже мама узнает.
— Ах, так… Ты свидетель, Чап, что я не виноват, и поэтому клюну Ябеду.
Чап, который не отрываясь смотрел на яйцо и не вмешивался в ссору братьев, вдруг заметил:
— А ведь он снова бьёт!
Гагачата мгновенно стихли.
Дон! Дон! Клювик исчезал в отверстии яйца и появлялся снова. Дон! И трещины поползли дальше. Дон! Дон!
И вдруг — крэг! — яйцо развалилось.
Малюсенький мокрый гагачонок вывалился из яйца и растянулся в гнезде. Он лежал с закрытыми глазами и не шевелился.
— Он, наверное, дохлый! — сказал Тяп. — Или притворяется.
— Ты тоже был таким, когда вылупился, — заметил Большой Ляп. — По крайней мере, я тебя таким хорошо помню.
— Он и сейчас почти такой, — вставил Ябеда.
— Ах, я такой? — снова вскипел Тяп.
— Я сказал «почти», — уточнил Ябеда и добавил: — Когда старшие говорят, надо хорошенько слушать. Не правда ли, Ляп?
Большой Ляп, который не успевал следить за смыслом происходившего спора, но которому понравилось последнее замечание Ябеды, важно согласился:
— Правда. Старших надо слушать.
— Эх, вы!.. — тяжело вздохнул Тяп.
— Тс-с! — снова раздался голос Чапа. — Он двигается. — Чап был самый внимательный, и хотя он говорил всегда мало и тихо, но как-то так получалось, что все его слушали.
— Смотрите, он открыл глаза.
Гагачата вытянули шеи, разглядывая новенького. Тот оглядел их и прошептал:
— А мне холодно.
— Сейчас прилетит мама и тебя согреет, — сказал Чап. — А холодно тебе потому, что ты мокрый.
— Внутри яйца всегда прескверная погода. Сыро, — пояснил Большой Ляп.
А Тяп участливо осведомился:
— Ну как, всё в порядке? — И одобрительно добавил: — Всё-таки проклюнулся.
— Нет, ещё не проклюнулся, — тихо возразил гагачонок.
Ябеда и Большой Ляп захихикали, а Тяп только пробормотал неопределенное «м-м-м», потому что сказать ему было нечего. И вдруг гагачонок спросил:
— Скажите, а как меня зовут?
Птенцы переглянулись. Потом помолчали, и наконец Чап ответил:
— Кажется, тебя ещё никак не зовут. Ты ещё только-только появился на свет, и у тебя пока нет имени. А имя нужно придумать.
— Мы придумаем тебе славное имя, — пообещал Большой Ляп.
— Оно будет красивое, — вставил Ябеда.
— Если ты не будешь ябедничать, — поддакнул Тяп и вызывающе посмотрел на Ябеду.
— Об этом я тоже расскажу маме, — спокойно произнес Ябеда.
— Ах, и об этом? Нет, Чап, я его определенно клюну!
— Ну, попробуй только клюнь… я тогда тоже…
— Перестаньте! — сказал Чап. — От ваших ссор у меня болит голова!
— И у меня тоже, — поддержал Большой Ляп. — Замолчите!
— А какое всё-таки у меня будет имя? — спросил мокрый гагачонок слабеньким голосом.
Все сразу утихли и уставились на гагачонка, силясь придумать ему имя. Птенец сидел, опустив голову и полуприкрыв глаза, и вздрагивал. Где-то вдали хрустнула веточка, и до слуха малышей донесся тихий клёкот мамы-гаги, которым она успокаивала их, предупреждая о своем приближении. И здесь случилось неожиданное. Мокрый гагачонок раскрыл глаза и, быстро приподнявшись, громко прокричал:
— Чип-чип-чип, — и, обессилев, упал в гнездо.
— Чип! — в восхищении повторил Чап. — Он назвал себя Чипом. Он сам придумал себе имя!